Торговец пушками - Страница 87

— Конечно, Рикки. Кто-то за нас платит. Кто-то всегда должен платить.

— Во! Я так и думал. Кто-то должен платить. Ну, я, типа, и подумал… в смысле… кто?

Какое-то время он смотрел вперед, а затем медленно повернул голову и взглянул на меня. Долгим взглядом. Таким долгим, что мне пришлось все время отвлекаться на дорогу, чтобы убедиться, что мы сейчас не врежемся в колонну фур-дальнобоев.

А в перерывах еще и успевать глупо хлопать глазами под его пронизывающим взглядом. «Рикки не опасен, — сигнализировал я. — Рикки — честный солдат. Рикки — наивная душа, он просто хочет знать, кто платит ему зарплату. Рикки не представляет, не представлял и никогда не будет представлять никакой угрозы».

Я нервно хихикнул:

— Ты не хочешь посмотреть на дорогу? В смысле, типа… ну, ты знаешь.

На миг Франциско закусил губу, а затем вдруг засмеялся и перевел взгляд на шоссе.

— Помнишь Грега? — спросил он немного нараспев.

Я сморщил лоб. Очень старательно. Рикки не помнит почти ничего, что происходило больше чем несколько часов назад.

— Грег, — повторил он еще раз. — У которого «порш». Тот, что с сигарами. Он еще фоткал тебя на паспорт.

Я выждал еще немного, а затем энергично закивал:

— Грег, точно, помню. У него «порш».

Франциско улыбнулся. Возможно, подумал: «Какая разница, что я ему тут наговорю? Он же все равно забудет это раньше, чем мы доберемся до Парижа».

— Точно. Так вот, этот Грег — очень толковый мужик.

— Да? — удивился я, словно для меня это было что-то новенькое.

— Еще какой. Реально толковый. Толковый мужик с бабками. И не только.

Я снова задумался:

— А по мне — так он полный придурок.

Франциско удивленно взглянул на меня, но тут же заржал как лошадь и забарабанил по рулю кулаком.

— Точно, придурок, — орал он. — Придурок долбанутый!

Я заржал вместе с ним, сияя от гордости, что смог рассмешить моего командира. Угомонились мы не сразу. Отсмеявшись, Франциско даже вырубил наконец Брюса Спрингстина. Я чуть не расцеловал его за это.

— Грег работает в паре с еще одним мальцом. — Лицо Франциско вдруг посерьезнело. — Из Цюриха. Они типа финансистов. Крутят бабки, заключают сделки, проворачивают крупные дела. Разные дела. Врубаешься? — Он посмотрел на меня, и я послушно сдвинул брови, демонстрируя работу мысли. Похоже, именно это ему и требовалось. — Ладно, проехали. Короче. Грегу звонят. Потом приходят деньги. И делай с ними чего хочешь. Хочешь — в банк клади, не хочешь — трать. По фиг.

— То есть у нас, типа, есть счет в банке? — спросил я, лыбясь во весь рот.

Франциско тоже осклабился:

— Конечно, у нас есть счет в банке, Рикки. У нас целая куча счетов в целой куче банков.

Я покачал головой в изумлении от такой изобретательности, а затем снова сдвинул брови:

— Значит, Грег платит бабки за нас? Но не свои же?

— Нет, не свои. Он их крутит и имеет свою долю. Я думаю, неслабую, судя по тому, что он рассекает на «поршаке», а мне приходится ковылять на какой-то сраной «альфе». Но это не его бабки.

— А чьи? — спросил я. Наверное, чересчур поспешно. — В смысле, кого-то одного? Или, типа, многих, а?

— Одного.

Франциско вперил в меня еще один — последний, долгий, решающий — взгляд. Проверяя, взвешивая, пытаясь вспомнить, сколько раз я раздражал его и сколько раз он оставался мною доволен. Соображая, достаточно ли я старался, чтобы заслужить бесценную информацию, знать которую мне не полагалось ни по рангу, ни по праву, ни по поводу. Наконец Франциско отвернулся и шмыгнул носом, как он всегда поступал, когда собирался сказать что-то очень важное.

— Я не знаю его имени. То есть его настоящего имени. Но для денежных дел у него свое имя. В смысле, в банках.

— Да?

Я изо всех сил старался, чтобы Сиско не заметил, как я затаил дыхание. Теперь он явно издевался надо мной, растягивая удовольствие.

— Да? — повторил я снова.

— Лукас, — сказал он наконец. — Майкл Лукас.

Я кивнул:

— Круто.

Спустя некоторое время я прислонился головой к окошку и притворился спящим.

Есть одна штука, и Христос про нее знал.

Я предавался размышлениям под монотонное гудение движка, приближавшее нас к Парижу. В любом деле есть своя философия. Просто раньше я об этом как-то не задумывался.

Я всегда полагал, что первым в списке стоит «не убий». Самая главная заповедь. Ну разумеется, еще нельзя пялиться на задницу соседки, прелюбодействовать, сотворять себе кумиров и без почтения относиться к папе с мамой.

Но прежде всего, «не убий». Заповедь с большой буквы. Которую помнят все, потому что она кажется самой правильной, самой истинной и самой абсолютной.

Однако есть еще одна заповедь, о которой все почему-то забывают. «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Да, конечно, по сравнению с «не убий» это кажется пустяком. Мелочевкой. Примерно как нарушить правила парковки.

Но когда эту заповедь швыряют тебе прямо в лицо, когда кишки твои реагируют раньше, чем мозг, — вот тогда ты внезапно понимаешь: мораль, принципы и ценности — все это не более чем пшик.

Умре прострелил Майку Лукасу горло — и это был один из самых бесчестных поступков, какие я когда-либо видел в жизни — жизни, отнюдь не стерильной. Но оказалось, что есть поступки и похуже. По расчету ли, ради хохмы или в силу административной аккуратности, но Умре не только убил Майка, он оболгал его, забрал у него жизнь не только физическую, но и моральную, он лишил его всего — существования, памяти, репутации, доброго имени. И все это с одной лишь целью — замести собственные следы и повесить все свои будущие преступления на молодого парня из ЦРУ.