Торговец пушками - Страница 108

К оглавлению

108

— Ну, я очень надеюсь, что вы правы, Наим. Очень. Надеюсь, у вас по-прежнему больше одного голоса.

Повисает пауза, и когда я поворачиваюсь к нему, то вижу, как лоск скукожился, обернулся гримасой.

— Голос? — спрашивает Умре едва слышно.

— Голос, — повторяю я.

Умре внимательно смотрит мне в глаза:

— Я не понимаю.

Приходится сделать глубокий вдох и объяснить:

— Вы больше не торговец оружием, Наим. Я лишил вас этой привилегии. За ваши прегрешения. Ни богатства, ни власти, ни связей, ни членства в «Гаррике». — Последнее не произвело никакого эффекта, так что, возможно, он там никогда и не состоял. — Сейчас вы обычный человек. Как и все мы. И как у любого человека, у вас всего один голос. Хотя это правило соблюдается не всегда.

Прежде чем ответить, он тщательно обдумывает свои слова. Он знает, что я псих, а потому со мной нужно обращаться очень мягко.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Еще как знаете. Вы другого не знаете — знаю ли я, о чем говорю. — Солнце подтягивается чуть выше и привстает на цыпочки, чтобы получше разглядеть нас. — А говорю я о тех двадцати шести, кто выиграет от успеха «Аспиранта» напрямую, и еще о сотнях, а может, и тысячах, что выиграют косвенно. Тех, кто работал, лоббировал, совал взятки, угрожал и даже убивал ради того, чтобы подобраться поближе к кормушке. У них тоже есть голоса. И как раз сейчас Барнс наверняка беседует с ними и требует ответа: да или нет. И кто его знает, какой там выйдет расклад?

Умре сидит, не шелохнувшись. Глаза его едва не вылезают из орбит, а рот распахнут так, словно он только что засунул туда нечто ужасно непотребное.

— Двадцать шесть. — Голос у него как шелест. — Откуда вы знаете, что их двадцать шесть? Откуда вам это известно?

Я скромно пожимаю плечами:

— Я когда-то трудился финансовым журналистом. Примерно с час. И один человек из «Смитс Вельде Керкпляйн» отследил ваши деньги по моей просьбе. Кстати, он поведал мне немало интересного.

Умре закрывает глаза в отчаянной попытке сосредоточиться. Его мозг завел его сюда — ему и выводить его отсюда.

— Конечно, — продолжаю я, не давая ему расслабиться, — может, вы и правы. Может, эти двадцать шесть единогласно решат все отменить, отказаться, аннулировать — называйте как хотите. Только я лично свою жизнь на это бы не поставил.

Я выдерживаю эффектную паузу, поскольку чувствую, что заслужил ее.

— Но зато с удовольствием поставлю вашу.

Это встряхивает его. Мигом выбивает из ступора.

— Ты псих! — орет он. — Ты знаешь это? Знаешь, что псих?!

Я вздыхаю.

— Ладно. Тогда позвоните им. Позвоните Барнсу и прикажите все отменить. Вы на крыше с психом, и вечеринка отменяется. Давайте, используйте свой единственный голос.

Он трясет головой:

— Они не прилетят!

А затем, уже гораздо тише:

— Они не прилетят, потому что я здесь.

Я снова пожимаю плечами. Потому что ничего другого придумать не могу. Только пожимать плечами. Помню, сходные чувства у меня были перед первым прыжком с парашютом.

— Чего вы хотите?! — заходится криком Умре.

Он отчаянно грохочет наручниками по пожарной лестнице. Я с интересом оборачиваюсь к нему — белые манжеты рубашки залиты свежей, алой кровью.

Дида-будам!

— Хочу посмотреть, как восходит солнце, — отвечаю я.


Франциско, Сайрус, Латифа, Бернард и этот мудак Бенджамин присоединились к нам на крыше, — похоже, здесь собрался весь цвет нашей вечеринки. Все они в разной степени напуганы и озадачены, поскольку никак не могут врубиться в ситуацию. Они запутались в сценарии и надеются, что кто-нибудь вот-вот придет на помощь и ткнет в нужную страницу.

Думаю, незачем уточнять, что Бенджамин сделал все возможное, чтобы настроить остальных против меня. Однако возможного все же не хватило — в тот самый миг, когда все увидели, как я возвращаюсь обратно в консульство, да еще волоку с собой пленника. Им это показалось очень странным. Любопытным. И совершенно несообразным с необузданными фантазиями Бенджамина.

И вот они стоят передо мной — глаза перескакивают с меня на Умре и обратно. Они принюхиваются к ветру. И лишь один Бенджамин дрожит от напряжения, едва сдерживаясь, чтобы не пристрелить меня на месте.


— Какого хрена здесь происходит, Рикки? — спрашивает Франциско.

Я медленно поднимаюсь, слыша, как хрустит в коленях, и отступаю на шаг — полюбоваться результатами своих трудов.

Затем отворачиваюсь и делаю жест рукой в сторону Умре. Эту речь я репетировал не один раз, и думаю, что большую часть даже выучил наизусть.

— Этот человек, — говорю я, — бывший торговец оружием.

Я пододвигаюсь чуть ближе к пожарной лестнице, так как хочу, чтобы всем было слышно:

— Его зовут Наим Умре. Он руководит семью компаниями и владеет контрольными пакетами акций еще сорока одной. Недвижимость в Лондоне, Нью-Йорке, Калифорнии, на юге Франции, на западе Шотландии и на севере еще черт знает чего, с огромными бассейнами. Его собственный капитал перевалил за миллиард долларов… — тут я поворачиваюсь и взглядываю на Умре, — наверняка волнующий был момент, а, Наим? Огромный торт и все такое? — Снова перевожу взгляд на аудиторию. — Но гораздо важнее, для нас важнее, — девяносто банковских счетов, которыми распоряжаться может только он один. И с одного из этих счетов, кстати, перечислялись наши гонорары за последние шесть месяцев.

Никто почему-то не прыгает от восторга, так что я загоняю шар в лузу финальным ударом:

108