Торговец пушками - Страница 106

106

Все это, конечно, ерунда, и до сего момента Рикки запросто мог отбить любое обвинение.

Но у проблемы имелась еще одна часть — откровенно говоря, на сей момент гораздо более серьезная, — и заключалась она в том, что Бенджамин решил побаловаться с телефонной станцией как раз во время моего разговора с Барнсом.

Сорок одна минута.

— Ну и что дальше, Бендж?

Он плотнее прижимает щеку к автомату, и я вижу, как кровь отливает от пальца на спусковом крючке.

— Собираешься пристрелить меня? Прямо здесь? Что, вот так вот возьмешь и надавишь на спуск?

Он облизывает губы. Он знает, о чем я сейчас думаю.

Он слегка дергается, а затем отодвигает лицо от «Штейера», не сводя с меня расширенных глаз.

— Латифа, — зовет он через плечо. Громко. Но недостаточно. Похоже, у него что-то неладно с голосом.

— Они услышат выстрелы, Бендж, — говорю я. — Услышат и решат, что ты убил заложника. И начнут штурм. Перестреляют нас всех.

От слова «перестреляют» он дергается, и на мгновение мне кажется, что он вот-вот выстрелит.

— Латифа, — снова зовет он. На сей раз громче.

Все, с меня хватит. Третьего раза не будет. Я начинаю двигаться — очень медленно — к нему. Моя левая рука расслаблена так, как только может быть расслаблена рука.

— Большинство парней, Бендж, — говорю я, продолжая движение, — там, снаружи, только этого и ждут. Первого выстрела. Хочешь им помочь?

Он вновь облизывает губы. Раз. Другой. И поворачивает голову к лестнице.

Левой рукой я хватаюсь за ствол и резко толкаю его в плечо. Выбора нет. Попытайся я вырвать у него оружие, и он нажал бы на курок. «Бай-бай, Рикки!» Так что я толкаю автомат назад и в сторону. Лицо Бенджи отклоняется еще дальше от оружия, и я вбиваю основание правой ладони прямо ему под нос.

Он валится камнем — даже быстрее камня, словно какая-то огромная сила отбрасывает его на пол, — и на мгновение мне даже кажется, что я убил его. Но тут голова его начинает раскачиваться из стороны в сторону, и я вижу, как на губах у него пузырится кровь.

Осторожно забираю у него «Штейер» и щелкаю предохранителем. Как раз в этот момент с лестницы доносится крик Латифы:

— Чего?

Я слышу звук ее шагов по ступенькам. Не быстро, но и не медленно.

Смотрю вниз, на Бенджамина.

«Это демократия, Бендж. Один против большинства».

Латифа уже на нижней площадке, «Узи» переброшен через плечо.

— Боже! — восклицает она, замечая кровь. — Что тут произошло?

— Я не знаю. — Я не смотрю на нее. Наклонившись к Бенджамину, озабоченно разглядываю его лицо. — Похоже, упал.

Латифа проскальзывает мимо меня и приседает на корточки рядом с Бенджамином. Я успеваю бросить взгляд на часы.

Тридцать девять минут.

Латифа поворачивается ко мне:

— Я займусь им. Дуй в вестибюль, Рик. И я дую.

Я дую в вестибюль, дую в парадную дверь, дую по ступенькам — и еще сто шестьдесят семь ярдов до полицейского кордона.

Когда я добираюсь туда, моя голова пылает, потому что руками я изо всех сил сжимаю макушку.

Не удивительно, что они обыскали меня так, словно сдавали экзамен по технике обыска. Вступительный — в «Королевский колледж шмона». Пять раз, с головы до ног — рот, уши, пах, подошвы ботинок. Они сорвали с меня почти всю одежду, так что я стал похож на развернутый рождественский подарок.

Это заняло у них шестнадцать минут.

Еще пять минут я простоял, припав к полицейскому фургону — руки в стороны, ноги врозь, — пока они что-то кричали и пихались. Я стоял, опустив глаза в землю. Сара ждет меня.

Черт, лучше бы так оно и было!

Утекла еще минута — снова крики, снова тычки, — и я потихоньку оглядываюсь. Если в ближайшие минуты ничего не изменится, придется включаться самому. Хренов Бенджамин! Плечи ноют от неудобной позы.

— Отличная работа, Томас, — раздается голос за спиной.

Я заглядываю из-под руки. Пара обшарпанных «редуингов». Один ботинок — плашмя, другой — воткнув носок в пыль. Очень медленно я поднимаю голову, по ходу открывая для себя остатки Рассела Барнса.

Он стоял, прислонившись к дверце фургона, улыбаясь и протягивая мне свою вечную пачку «Мальборо». На нем была летная кожанка с вышитым слева на груди именем «Коннор». Что еще, мать его, за Коннор?

Вертухаи откатились назад, правда, совсем немного — очевидно, из уважения к Барнсу. Основная масса продолжала наблюдать за мной, думая, что они явно чего-то пропустили.

Я отрицательно покачал головой, намекая на сигареты.

— Я хочу увидеться с ней. Потому что она ждет меня.

Барнс пристально посмотрел мне в глаза, а затем снова улыбнулся. Настроение у него было превосходное — сплошная непринужденность и расслабленность. Для него игра была окончена.

— Разумеется.

Затем небрежно оттолкнулся от фургона — обшивка отозвалась металлическим хлопком — и жестом велел следовать за ним. Море тесных рубашек и стильных очков расступалось, пока мы не спеша шагали к голубой «тойоте».

Справа, за стальным барьером, топтались репортеры. Кабели змеями вились у их ног, а голубовато-белые лампы пронзали иглами лучей остатки ночной темноты. Когда я проходил мимо, несколько камер решили потренироваться на мне, но большинство по-прежнему не отлипали от здания.

Самая выгодная позиция, кажется, была у Си-эн-эн.

Умре вылез из машины первым. Сара же просто сидела и ждала, глядя в одну точку куда-то вперед, сквозь ветровое стекло, и руки ее были плотно зажаты между коленями. Нам оставалось пройти всего пару ярдов, когда она перевела глаза на меня. И попыталась улыбнуться.

106